Лет тридцать назад часть роскошного широколиственного леса вырубили, и теперь там молодые (да и не очень уже молодые) березки-осинки-клены, а среди них - гомерические пни, настолько гнилые, что ими брезгую даже опята. Какую-то часть вырубили, а ту, что поближе к деревне, оставили догнивать. Деревья отчаянно сражаются за свет, земля усеяна трупами неудачников. Здесь легкомысленному зеленому ковру в желтый цветочек долгая жизнь не грозит: наступит июнь, сомкнутся кроны лип и дубов, и из всего этого цветочного изобилия выживет только папоротник, да и то не всякий.

Бродить по этим местам весьма странно, а под особое настроение и приятно: зарастающие тропинки завалены гниющими сучьями, вдоль и поперек изрыты какими-то зверями, слева старые деревья многозначительно и тяжело скрипят без всяких видимых причин, справа, где вырубка, в поднимающейся зелени еще виднеются вросшие в землю березовые и осиновые штабеля, непонятно кем и почему здесь брошенные, а стоит отойти с дороги, как под ногами распахиваются глубокие и узкие овраги, которые помнятся как-то совсем не на этом месте. Сама дорога тоже производит впечатление какой-то милой уютной заброшенности: леснические столбики на перекрестках бывших просек еще живы, но уже практически неотличимы от гнилых обрубков, а кое-где на пересечении овражков можно найти остатки старых мостков, непонятно кем тут положенных: лесовозу по ним не пройти, да и не нужны они ему, а люди здесь не ходят.

Зато на старой вырубке кое-где прекрасно растет черемша. Она уже изрядно подтянулась и, можно сказать, к сбору готова. Черемша, в отличие от прошлых лет, удалась злая, ядреная. Может быть, это связано с холодной зимой и запоздалой весной, не знаю. Впрочем, возможно и другое - подрастет и станет сладкой. Как в прошлые годы.

Трагикомедия лесного озера. Когда-то здесь (речь идет уже о другом месте) собирались строить какой-то санаторий-лепрозорий, собирались, начали прокрадывать дорогу, вырубили немало леса, да так и бросили. Причем бросили до такой степени, что само лесное озеро высохло, практически исчезло. Ручей, его питавший, немножко изменил свое течение и теперь струится в глубокой ложбине буквально в двух метрах от берега, пронося воду мимо. Над всеми этими местами витает какое-то трудноописуемое проклятие, но не страшное, а в каком-то смысле даже приятное.

Возвращаясь с озера, наблюдали зайцев. Забыв о проклятии, они были настолько увлечены друг другом, что подпустили нас почти вплотную. Мы вспомнили, что когда у зайцев гон, они бывают очень опасны, и пошли прочь. На полевой дороге, отделяющей лес от бывшего поля, встретили еще одного зайца, до которого вести о начавшемся гоне явно не дошли: вел он себя нормально, как и положено зайцу.

Сажали Репу. Копая грядки под Репу - практически на целине, земля много лет лежала под паром, развлекаясь снытью и лопухами, - выкопал жабу. Жаба была не очень довольна - она явно рассчитывала пропустить этот сезон. Я счел откопанную жабу хорошим знаком: весной всё оживает даже против своей воли. Хорошее место для Репы. Не удивлюсь, если вместо обычной репы у нас вырастет Православная. Мы этого заслужили, я чувствую.

С грибами опять не сложилось: крошечные стробилюрусы никакого энтузиазма уже не вызывали, второй раз - не первый, а мицены не даровали мне сильного восторга и при первой встрече. Радости всего лишь две: среди черемши нашлось несколько маленьких бокаловидных грибочков радикально-красного цвета, а у другой лесной дороге, плохо нам знакомой (мы пошли по ней, потому что видели - вдали что-то висит, и висит крайне интригующе) я наткнулся на несколько свежих шляпочнообразных трутовиков, сверху доподлинно похожих на оленьи плютеи, намозолившие нам глаза прошлым летом. Ни сморчков, ни строчков, ни шапочек. Природа словно издевается.

Впрочем, главное - это не терять присутствие духа.

Игорь Лебединский, 09.05.2003