С того самого момента, когда закончился мой отпуск, прошло недели четыре. Можно сказать, месяц. А сказать, что за эти четыре недели мне не посчастливилось встретитить ни одного гриба, напротив, нельзя. (А вы как думали?) Другое дело, не получатся об этом писать. Не получается как раз тогда, когда писать просто необходимо. Текст, не записанный в субботу вечером, не будет записан никогда.

А между тем, год получается очень нерядовой. И дело даже не в количестве, которое само по себе не могло не. Дело и в ассортименте, и в последовательности.

Что не так с последовательностью? Грибы в этом сезоне вели себя так, как вела себя очередь в винный магазин летом 1986 года. Маска благополучной упорядоченности держится на одной вежливости. Под ней – мрачная готовность на всё при виде распахнутой двери. Звук отодвигаемых заграждений, деловитое перемещение пары фуражек слева направо, справа налево – и толпа теряет вдруг упорядоченность, и последние становятся первыми, а первые становятся растоптанными. Так же и с грибами.

Первой ласточкой (эстетически довольно сомнительной) пролетели гебеломы в начале мая. Массовый выход осенних грибов в первой декаде августа (псилоциба, вешенка устричная, дубовики, серые говорушки, такие же серые лисички – всё что мы видим не раньше середины сентября) сделал тенденцию. Очередность рассыпалась. Кто прорвался, тот лезет. Кто не успел, того не не видно. Оправдания не принимаются, претензии не обоснованы.

Впрочем, разбор итогов сезона – задача для отдельного репортажа. А тут достаточно будет, пожалуй, отрефлексировать соседство солнечного улыбчивого валуя с мрачными, кровавыми паутинниками. Остальное потом.

Итак, в день сегодняшний. Осмотрим контрольные точки на участке. Вешенка сгинула, будто призрак Октября. Вместо нее какие-то глупые мицены. Белые волоконницы из-под елки куда-то делись, однако вернулись рыжики. Подберезовики стали черными кругами в траве. Свинушки стоят белые. Лаковицы розовые, как лаковицы розовые. Все в сборе, но всех как-то, что ли, меньше. И это мне нравится, потому что заготовки уже надоели. Но и бросить нет сил.

Поступим, что ли, хитро. Туда, где неминуемо встретится нам множество грибов, молящих о милосердном ноже, мы пойдем не сразу. Сначала посетим края, где нет ничего. Ну или почти ничего. Два корявых белых гриба на опушке вводят повествование в несколько готичный контекст. Молодой красный мухомор и молодой пантерный мухомор выглядят постановщиком и сценаристом разворачивающейся драмы.

Заходим в лес, поворачиваем налево, и медленно, медленно... (Пихтовый стланник в широколиственном «черном» лесу смотрится просто невероятно.) Вот мы видим заурядную свинушку тонкую. Вот мы видим сто заурядных свинушек тонких. Вот мы видим тысячу млечников дубовых и ведьмин круг из рядовки воднопятнистой, очень отчетливо начертанный посреди узкой полоски еловых посадок. (Чахлые еловые посадки под пологом широколиственного леса – словно лесного мусора набилось в карман куртки, сухие веточки, иголки, листья...) Вот мы видем огромные скрипицы, раскорячившиеся между травянистыми кочками. Скрипицы не изменились за всё лето. Переводим взгляд правее, туда, где какая-то яма, поросшая березами, и видим несколько огромных изъеденных «чернушек» (уже не черных груздей, уже просто чернушек).

Вообще, с черным груздем пока как-то не получается. Каждую субботу, проходя «чернушными» местами, нахожу несколько огромных, перестоявших всё на свете экземпляров, и примерно столько же черно-зеленой мелочи. А сами-то черные грузди с белыми пластинками, большие и тяжелые, истекающие густым молоком, сами-то где они?

Проходим дальше, отмечая наличие надоевших лаковиц и коллибий (масляных, лесолюбивых), спотыкаемся взглядом об подберезовик, рассеянно ощупывая вниманием какие-то небольшие энтоломы, удивляясь миценам и гифоломам, по-своему разукрасившим пни... Видим впереди нечто белое и привлекательное, находим стайку шампиньонов перелесковых, берём. Видим впереди что-то белое и совершенно непривлекательное, обходим по широкой дуге, отталкиваясь от запаха, стадо огромных белых говорушек. Потом хватаемся за краснеющий зонтик, безжалостно вырезая всю молодую поросль. Часа не прошло, а тара полна. В корзине робко краснеют сотни зонтиков. Большие экземпляры (истинная совесть леса, лесные правозащитники, изряднопорядочные грибы!) остались краснеть на своих местах, в суховатом ельнике. А вот шампиньоны лесные, напротив, лес покидают.

На пути домой раскланиваюсь где-то с пятью различными видами дождевиков и головачей (включая такой желтый дождевик, на дереве рос), с одним ложнодождевиком (надо полагать, обыкновенным), тремя видами поплавков (шафрановый, белый и серый), особое почтение – высокому белому мухомору, его серо-розовых коллег приветствуем рукопожатием, красный и пантерный присутствуют незримо. Местами прыгают в корзину обыкновенные, но очень большие, лисички, а желтый ежевик червив. Серая лисичка (как вороночник рожковидный, но с пластинкообразным гименофором) к сбору себя не располагает. Говорушки плохо выглядят, летние опята каким-то образом не дают себя собирать, сыроежки не представились. Валуй тщетно напоминал о себе.

В поле – удивительно огромные страфории полушаровидные (даже когда маленькие интересны, а тут такое из себя изобразили!), редкие позеленевшие псилоцибы, периодически – некий желтый гигроциб, которому еще только предстоит познакомиться с наукой в моем лице. Доходим до дома, опорожняем тару, идем дальше.

На этом репортаж надо бы заканчивать. Дальше – что угодно, только не прямая трансляция. Потому что показалось солнце, в молодом березняке, как в старые добрые времена, ни души, и как-то по-особому тихо, лишь слышно, как в ухе скребется зачем-то проникшая туда лосиная муха. Люди кончились раньше грибов, и это прекрасно.

Собирать подберезовики и подосиновики, думать всё вокруг. Ничего, кроме больших, несколько перекошенных, но чистых подберезовиков. И подосиновиков. Встречаются иногда какие-то волоконницы и мелкие паутинники, полно, как всегда, розовой лаковицы и псилоцибы, не совсем нет и сыроежек, но это уже не раздражает. Лес стал тих и покоен, как и должно лесу.

Березки удалось пройти быстро – насторожили разве что крошечные белые волнушки (неужели опять слой?), а подберезовики стали чем-то вроде слаломных флажков. На опушке большого леса найден давешний непонятный болет, только помоложе; теперь уже почти совсем ясно, что это обыкновенный luridis. Утомительно много энтолом продавленных и белых рядовок (те еще и воняют на весь лес). В корзину время от времени прыгает горстка перечных грибов. Рядовка желто-бурая затопляет опушки, рискованно претворяясь царем грибов. Кое-где кое-что украшено валуём.

Последние грибы, найденные в субботу, были белыми. Огромными коричневыми белыми грибами, в ряд выстроившимися у дороги, неподалеку от отдельного дуба, сторожащего стайку пожилых берез. В пищу эти громадины, конечно, не годились, но и не очень-то хотелось.

Потому что так.

Игорь Лебединский, 10.09.2006