Зайдя в дом (в старый, вросший в тучную почву дом, атакуемый со всех сторон домовым грибом), я ощутил, будто бы дом мне улыбается, заискивающе и несмело. Это было, в общем-то, необычно. Пришлось выйти и снова зайти, внимательно на всё глядя. Так и есть – слева от входа, перед дверью, на прогнивших половицах выросла целая колония каких-то крупных белесых мицен, которая воспринималась, как улыбка. По правде говоря, видели мы улыбки и более располагающие, но тут уж выбирать не приходится.
Выбирать не приходится главным образом потому, что начало июня в наших краях – пора грибная. Правда, несколько в ином смысле, чем можно было бы предположить. Грибная она потому, что грибов нет совершенно. А значит, всё, у чего есть ножка и шляпка, в эти дни гарантированно получает свои пять минут славы. В том числе и крупная белесая мицена, которую я встречаю повсюду лишь в этих числах – в конце мая, в начале июня. Куда она девается потом? Вопрос, наверное, риторический, ненужный. Никуда она не девается, просто становится не нужна.
…Первые месяцы весны, да и начало лета тоже, проходят в заботах слишком прозаических, чтобы вмешивать их в беседу о грибах. Плодотворное и во всех смыслах приятное открытие сезона 2009 в текст тоже как-то не вылилось: ничего нет сложнее, чем писать о хорошей погоде. Кто знает, тот знает…
Выкосили сныть на темной стороне участка, а под ней снова какие-то грибы. Коричневато-серые, очень гигрофанные с виду шляпки; пластинки тоже серые, но серые иначе. Осенью я называю такие грибы «гебеломами», не вкладывая в это определение, впрочем, никакой ответственности. А как назвать их сейчас?
В поле – семьи чибисов, одинокие гордые соколы, безумно смешные куропатки, панически медленно перебегающие дорогу, словно провинциальные женщины средних лет. Зелень мощная, напитанная дождями и солнцем; шмели басовито гудят, собирая урожай нектара. В траве у дороги белеет шляпка шампиньона… впрочем, не шампиньона, шампиньоны так не белеют. Это – строфария черносеменная, которая, кстати, и выглядит вовсе не так аппетитно, как полевой шампиньон, хотя на вид практически от него неотличима. Можно сказать, совсем неаппетитно она выглядит. Даже если сравнивать ее совершенно не с чем – в радиусе многих сотен метров внимательный человек не найдет ни единого гриба.
Впрочем… грибы всё-таки находятся. Маленькие, но уже какие-то изможденные волоконницы оккупировали пересохшую тракторную колею. Ну когда бы они привлекли внимание, как не сегодня? Уже на следующий приезд, когда из тучной сырой земли выпрут гвозди подберезовиков, кто вспомнит о невзрачных волоконницах? Уж точно не Борис, профессиональный, от пьянства и безработицы, грибник. Он-то уже собирает где-то свои свинушки и продает их, ничтоже сумняшеся, жителям районного центра.
Я свинушек не нашел, да и не пытался. Я просто ходил и смотрел вокруг, потому что давно, за житейскими заботами, так не делал. Видел поле, сплошь заросшее светло-сереневыми колосками, и почти на каждом колоске по дикой пчеле, так что ходить через такое поле было бы смерти подобно; видел забытый кем-то зимой гусеничный трактор, страшный и жалкий в своей неуместной брутальности; видел пару дубов, один из которых мертвый и без коры, а другой – живой, зеленый, прямо как у Льва Толстого; да разве про это расскажешь.
Тему малоаппетитных грибов, начатую строфарией и волоконницами, с блеском продолжила мегаколлибия широкопластинчатая. Кто знает, от чего в недрах этой мегаколлибии всегда селится столько шустрых насекомых? Во всяком случае, это насекомое население ей каким-то парадоксальным образом идет. Вносит в образ нотку завершенности. А кому известно, от чего ложноопенок серопластинчатый уже в юном возрасте, и в погоду не самую скверную, выглядит столь поганисто? Никому, надо полагать, не известно. И тем не менее…
Поднимается ветер, полевые березы пригибает к земле. В траве нашелся первый млечник – маленький и сухонький, но всё же. А серно-желтые трутовики таращат из старых лип и дубов развесистые свои рога, невесть чего там ожидая.
Игорь Лебединский, 15.06.2009
