Что только не делает с человеком рыбацкая страсть! Октябрь месяц, ночь, нудный въедливый дождь вперемежку с порывами осатанелого леденящего ветра – словом, такая сумятица, от одного упоминания о которой у простого смертного, старательно – не дай бог промочить ноги! – обходящего кургузые лужицы на асфальте, возникает нервный озноб. А тут добровольно, с видимым удовольствием, презрев все препоны, то бишь сопротивление жен, распутицу, непогоду, забились в лесную глухомань и теперь на взгористом пятачке, небрежно вкрапленном в приречную непролазь, иззябшие, одеревенелые, упрямо жмемся к костру в ожидании позднего рассвета.

Рядом, вырываясь из дрожащего, неровного круга света, буравит чернильную, без просвета, мглу грузный корявый ствол дуба, а чуть дальше, за жидкими пучками поникшего ивняка, холодно, отчужденно плещется вода. Там, на изломе берега, с вечера стоят, как часовые на посту, тонкие шестики наших донок с подвешенными колокольчиками. И хотя нет-нет да и раздается их мелодичный перезвон, похвалиться нечем – садки пусты.

- Вот тебе и «дальше – лучше»,- передразнил я приятеля, припомнив спор вечером у первой повстречавшейся нам излучины реки.
- Кто знает, может, и впрямь маху дали, - вздохнув, отозвался тот.
- Раз торчат рогульки и вокруг утоптано на совесть – верная примета: удили местные. А уж они-то где попало не сядут.
- Глупость сделали – поехали… Ну какая в эту пору, скажи на милость, рыбалка?.. Э-э, не надо, не говори, - распаляясь, замахал руками приятель, - не раз слышал: «Поздней осенью… на выползка… должны…» Нет, брат, хватит! Пусть другие хлебают такое лихо. Теперь из дома до лучших времен – ни шагу…

Помолчали, глядя, как оранжево-красные языки огня, брезгливо отфыркиваясь, лижут набрякший влагой сучковатый валежник. Дождь сделал передышку, лишь с дубовой навеси по инерции продолжают спадать, размеренно и безучастно, крупные холодные капли. Где-то по ту сторону темного полога зародился неясный шум. Он стремительно приближается, мужает, ровно горный поток, вбирающий в себя попутные ручьи, и вот уже дрогнули, зароптали с тонким подвывом поредевшие кроны древесных исполинов. Кажется, дикая беснующаяся лавина в слепой ярости сию минуту захлестнет, завертит, разнесет все и вся, но… лес вздыхает, кряхтит досадливо, и упругий ревущий вал, перекинувшись через реку, так же быстро, как и возник, тает во мраке ночи. И только теперь на нас сыплются пригоршни сорванных вихрем мокрых листьев, а у обреза воды вдогонку ему жалобно звякают колокольчики.

- Слышишь?
- Ну так что? Это ж ветер.
- А если нет? Погодка-то, все-таки налимья…

Пожимаю плечами: дескать, все может быть.

- Уволокет, шельмец, под колодину, - не унимается приятель, продолжая, однако, тесниться к груде раскаленных угольев. Ему, видно, не дают покоя возникшие сомненья, но и шагнуть в сырую темь, покинуть хотя бы на время угретое местечко тоже не хочется. Может, он думает, у меня есть такое желание? Б-р-р… Говорю дипломатично:

- Повременим. К нам же ведь два звонка…

Дзинь-динь-динь…- явственно прорезалось в ночной тиши.

- В самом деле клюет!

Вмиг сброшено оцепенение. Опрометью к донкам. Пляска желтых фонариков во тьме.

- Странно, опять пусто…
- То же самое… И главное – насадка совершенно цела.
- Мелкота топчется. Выползок ей, наверное, не по зубам.
- Говорят, кровь хорошо приманивает рыбу.
- Кровь? Да, есть такое. И даже…Стоп, стоп, идея!.. А ну-ка, выбирай донки.

Несложная операция. Бульк… бульк… бульк… - вновь падают грузила, утягивая ко дну выползков. Черви те же, но хвосты их размочалены. Вытекающая из них жидкость, подхваченная течением, должна, по нашему замыслу, «вывести из равновесия» хищников, отстаивающихся в подводных укрытиях.

Томительно тянется время. Поклевок почему-то нет. Накрапывает дождь, затем перестает. Сереет мгла от близкого рассвета. В прорывах туч проступают и тут же расплываются мохнатые звезды. Наваливается сонливость. Еле тлеющий костер не спасает от стылой сыри, все дальше забирающейся под одежду. И тут…

Потом, вспоминая этот момент, приятель уверял, будто его кто-то резко толкнул, мне же почудился удар станционного колокола, возвестившего об отходе поезда. Мы оба почти одновременно вскочили.

- Сидит?.. У меня!!! – заорал радостно приятель. – Быстрей подсачек…

Попавшийся язь, златочешуйный, крутолобый, живым тяжеленным оковалком ворочается в садке. К сожалению, он оказался последним. Правда, уже днем, собираясь домой, мы сняли с донок, к своему удивлению, четырех небольших налимчиков. Когда эти жадюли хапнули червей – осталось тайной.

… В поезде приятель, разморенный теплом, покачиванием, перестуком колес, поинтересовался, что я буду делать в конце недели.

- Повторить хочешь?
- Почему бы и нет?
- Ты же ночью клялся…
- Ладно, ладно… Считай, это тебе померещилось, - и, кивнув на проплывающие за окном радужные осенние перелески, раздумчиво добавил. – Видишь, красотища какая! А мы, горожане, зачастую вот так, на поезде, мимо нее… Негоже!