Парит мокрый асфальт. Потоки воды деградировали в ручейки. В город возвращалась жара. Через час небо снова станет серым от нависший над городом пыли. И даже сильный ветер не сможет разметать это густое, вязкое облако.
Оно висит над городом почти все лето. А в такие дни хорошо наблюдать его издали. Отъехать пять или лучше все десять километров от Гродно. Остановиться где-нибудь на холме. Резким движением развернуть велосипед и, злорадно ухмыляясь, наблюдать этот клокочущий коктейль из пыли, заводских дымов и туманного смога.
- Пока, неудачники! - Сегодня я не с вами. Я на коне, в смысле, на велосипеде.
Мерно поскрипывают педали. Ветер свистит в ушах, когда, преодолев подъем, можно расслабиться на спуске. Колеса весело шуршат по асфальту. Мелкие камешки с набором скорости превращаются из конкретного вещества в какую-то абстракцию, превращаясь постепенно в белые и серые полосы.
Мимо пролетают одинокие хутора, дачные вагончики, отделанные «короедом» котеджи. Пролетает время, пролетает жизнь. Навстречу тяжело поднимается в гору фура с литовскими номерами. Меня обгоняет одинокий скутерист в синем шлеме и зеленом непродуваемом костюме. За спиной у него рюкзак с удочками. Значит – брат по оружию.
Моя цель – озеро, с которым я знаком пока только по карте. В поселке Гожа есть поворот на деревню Пальница. Надо ехать мимо карьеров Гродненского КСМ. Они справа от дороги до тех пор, пока не увидишь слева от себя большое подступающее почти к самой дороге озеро. Оно будет уже в черте деревни. Это если верить карте. Однако, лет пять назад здесь была пограничная зона со строгим режимом. А карты нарочно выпускают с искажениями. (Наверное, чтобы сбить с толку неприятельского шпиона). У этой карты год выпуска 1996.
Итак, моя цель – озеро Затока. По научному оно должно бы называться «Старик», потому что батька Неман делал в этих низких, болотистых местах крутой, петлеобразный поворот. Постепенно был найден более короткий путь к Балтийскому морю, а старое русло постепенно мельчало, заносилось песком, обрастало илом и камышом. И теперь со своим прародителем озеро связано небольшой сквозной речкой. И теперь все еще это озеро можно принять за какой то из рукавов могучей белорусской реки. Настолько оно смахивает на длинную сардельку.
Я въезжаю в деревню, длинную и разбросанную по берегу озера. Слева вижу озеро, но оно за огородами. А огороды за заборами. А еще за заборами местная порода шавок, которые на нейтральной территории – воплощение гостеприимства. На своей территории – это враг рода человеческого. Цербер, охранявший в Хогвартсе легендарный Философский Камень – так, шелупонь мелкая, по сравнению с гремлином из подворотни. Ищу спуск к воде. Ведь кто-то здесь на рыбалке бывает.
С основной дороги в сторону озера уходила грунтовка. Липкая от глины колея по которой ездил трактор. Где проехал трактор, велосипед пройдет без проблем, самонадеянно решаю я, и не слезая с велосипеда сворачиваю на грунтовку. Колея трактора заканчивается за первым же поворотом. У заросшего крапивой оврага стоит домик, у домика – трактор, у трактора – боевые гуси. Те самые, которые когда то спасли Рим. Гуси угрожающе выгибают шеи и недовольно шипят на меня. У дома высунула из будки заспанную морду собака, которая лениво, без особого интереса наблюдает за исходом нашей с гусями дуэли.
Я гордо и независимо слез с велосипеда, ускоренным шагом прохожу мимо гусей и по едва заметной тропе захожу в звенящие от комарья полуторометровой высоты крапивные заросли. Если есть тропа – кто-нибудь по ней ходит. А зачем тебе ходить по крапивным дебрям, если ты не рыбак? По-моему, логично. Тропа быстро выводит к реке, которая вытекает из озера. Слева блестит сужающийся залив Затоки. Река в метрах пятнадцати от меня. Тропа ведет к реке, исчезает в воде, и появляется уже за рекой.
Быстро разуваюсь, закидываю ботинки в рюкзак, и вхожу в воду. Ноги утопают в иле, вода теплая и ласковая. Только там, где холодный ключ пытается остудить окружающее пространство, чувствуешь себя некомфортно. Не верю, что человек произошел от сухопутной обезьяны. Он сформировался и стал человеком в воде. Посмотрите, как популярны теперь роды в воде, как маленькие дети радуются, возвращаясь к любимому водоему, как мгновенно оживают больные и убогие, омытые водой. Пусть и святой. Наши предки любили и почитали воду. Пантеон славянских и балтских богов включал в себя богиню-покровительницу воды и была она на самых вершинах этого пантеона. Иду по песчаному дну. А выше по течению стайка уклейки стремительно спасается от невидимого мною хищника.
На другом берегу я сворачиваю налево, к озеру. Берег невысок, но обрывист. Течение очень слабое, его почти нет. Глубина здесь небольшая. Широкие листья кувшинок изумрудным ковром устилают поверхность воды. Есть небольшие окна. Оттуда и буду ловить. Точнее, туда буду забрасывать. Разматываю одну из удочек, чтобы поплавком промерять глубину. Попутно понимаю, что с моей пятиметровой удочкой на этом месте у меня будут проблемы. Забрасывать я смогу только сидя. Ветви деревьев мешать будут. Придется отказаться от дальних забросов, от всех достоинств снасти с катушкой. А что? Вспомним детство, глухую снасть и точный до миллиметра заброс в «окно» маятником.
Вторая удочка у меня короткая – два с половиной метра. Придется ее переоборудовать. Но, сперва - прикормка. Рыба в этих местах не избалованная. Рыболовы-профессионалы едут дальше. Так пишут на Гродненском Форуме, и я склонен этому верить. Значит, из прикормок рыбам знаком в лучшем случае – комбикорм, украденный с куриной фермы. Кидаю пахучие шары в три «окна», делаю заброс.
Короткую удочку переоборудую на гродненский вариант кормушки – пробку. Снасть простейшая, но в наших местах неплохо работает. Состоит из обычной пробки от пластиковой бутылки, привязанного к внешней стороне ее дна плоского грузила весом 30-50 грамм, пучка крючков на поводках, которые мы прикрепляем к внутренней поверхности дна. Завершает конструкцию каркас из сталистой, жесткой, но тонкой проволоки. Впрочем, об этом я еще напишу подробнее, но в другой раз.
Когда кормушка готова, я заряжаю ее пшенкой и забрасываю не очень далеко, туда, где заканчивается ареал кувшинок, а по поверхности воды подозрительно перемещаются цепочки пузырьков…
Люблю приехать на незнакомое место и попытаться там чего-нибудь поймать. Сделать это бывает сложно, но интересно. Словно какую-то задачу решаешь. Заодно и со стереотипами своими борешься. Приезжаешь на новое озеро, бросаешь свой «профессиональный» взгляд на заросли камышей и говоришь себе: «Здесь будет клевать карась». А в озере клюет только окунь и линь. Смотришь на песчаный берег, снаряжаешь наживку для подлещика, а клюет в этих местах только карп, ночью и только на росовика, пойманного на соседнем поле. Больше он едой ничего не считает. В итоге в садке у тебя – уклейки, да пескари. Кошка дома будет хохотать до упаду. Жена, правда, поверит, что на рыбалке был. Пескарями пока не торгуют в магазинах.
Длинная удочка моя снаряжена перловкой. Вообще, я буду менять наживки. Не знаю я этого озера, предполагать могу только, что водится здесь. На мой взгляд дилетанта, здесь должна быть плотва и уклейка, карась и линь, окунь и щука, возможно, подлещик и красноперка. Соответственно, универсальная насадка на бель – перловка. Можно будет попробовать червяка и опарыша. Можно насадить червя, а жало прикрыть перловинкой. Это работало на другом водоеме, когда мы ловили линя.
Поплавок, словно засыпающий пьяница, подергиваясь, ложиться на воду. Я считаю про себя : «Раз, два, три…» Есть. Неплохой подлещик сопротивлялся яростно, но недолго. Глотнул воздуха с поверхности и обмяк. В себя пришел только в садке. Распугал, конечно, стайку, если был не один. Меняю наживку и место заброса. Прикармливаю. Пробую ловить на опарыша. Клюет и на него. Плотва. Погода идеальная. Ветра нет. Тепло, но не жарко. Что еще надо для нормальной рыбалки? Клев есть…
Но к обеду, начинает все это надоедать. Садок еще вместит много рыбы. Но кто ее будет чистить или солить? Меня же из дома выгонят. Хватит? А остановиться не могу. Словно черт какой-то вселился. Говорю сам себе: «Все, последний заброс». Через пять минут : «Вот этот точно последний». А он тоже оказывается предпоследним и так далее, до бесконечности. Пока не начинают слезиться от солнечных бликов глаза, пока не зашумит от жары в голове, пока сухой язык не прилипнет к небу. Приходишь в себя и понимаешь, что безнадежно обгорело лицо, что спекся даже в тени мотыль, опарыш начинает куклиться, а черви какие-то вялые.
- Пока, черви, - переворачиваю баночку. Они сами расползутся по траве, найдут где спрятаться.
- Приятного аппетита, рыба!- в воду летит вся оставшаяся перловка, хлебные крошки и какой-то мелкий мусор из рюкзака.
Велосипед весело мчит по дороге к пыльному облаку, которое нависло над городом. Солнце движется к закату, багровое, огромное. На небе ни облачка. Значит, будет завтра солнечно, но ветрено. Скрипят на подъемах педали. Вертят надо мной виражи быстрокрылые слепни. Я возвращаюсь домой, к семье и работе. Жизнь не заканчивается этой рыбалкой. Сезон в разгаре. Я обязательно поеду дальше, в сторону границы. Есть там пару озер, куда, судя по карте, нет проезжих дорог. А раз нет дорог – значит, есть еще непуганая рыба. А раз есть рыба – значит, я ее поймаю. Ведь я – рыбак. И этим все сказано.
