Дон. Летнее утро здесь презамечательное: из-за ивняков на берегах сначала выглянет горбушка солнца, его первые лучи, погружаются в реку, берут горстями воду, умывают солнце, и вот уже оно, умытое и яркое, отрывается от небосклона и начинает свое движение вверх. А какой птичий хор сопровождает это действо! Река уже тоже не спит. Где-то посредине течения бьет по воде хвостом большая рыбина, на мели снуют стайки мальков...
Вот к реке поохотиться приполз уж, грациозно погрузился в воду и, выписывая дуги, поплыл что-то себе поймать на завтрак. В воздухе над водой кружат чайки, круто срываются в пике, выхватывают что-то из волн и дальше патрулируют реку...
Поплавки удочек застыли на воде. Уже и солнце высоко, а здесь тебе – ни чешуи, ни хвоста. Не клюет, да и только! Какой уже не перепробовал наживки – и кузнечика, и кукурузу, и горох, и червячка. Имелась еще довольно большая горбушка свежего белого хлеба. Медленно выел мякоть, оставив лишь хрустящую корку. Более-менее крепко закрепил эту наживку, забросил удочку и только что собрался прикурить сигарету, как поплавок «заплясал». Поплавок резко повело в сторону и под воду - сразу подсечка. Что на крючке что-то «сидит» порядочное, подсказало удилище, которое выгнулось дугой. Наконец подтянул добычу, вытянул ее на берег, разглядел внимательнее. Довольно большой карп (1850 г, взвесил позже), трудно хватал ртом воздух. И поймался-таки на корку хлеба. Впоследствии опять забросил удочку на эту же наживку, через несколько минут поймал еще одного карпа, уже вдвое меньшего, а затем, как говорят, словно отрезало. Рыба больше не клевала, поэтому пришлось собираться домой... Но все, же не с пустыми руками...