Рыбачил я как-то на озере своего детства. Плавал на резиновой лодке по его плесам, приставал к островкам камыша, пугал уток в зарослях водной растительности. Но, не смотря на все старания, так ничего и не поймал. Часам к десяти я уже понял, что местные караси почему-то не хотят признавать меня своим. Они явно капризничали, и потому поимка любого из них становилась все более проблематичной. Потому я смотал свои удочки и просто плавал по озеру, вспоминая свое детство и изведанные на этих берегах приключения. Ведь именно здесь я получал свои первые уроки рыбацкой науки. Здесь ловил своих первых карасей. Здесь круто водил на своей удочке увесистых болотных черепах. Давно это было. Но из памяти не выветривается, не исчезает.
Сосны на восточном берегу стали метров на десять выше. Но точно так же, как и тогда, над ними постоянно летали огромные стаи ворон, которые своим хриплым карканьем нагло взрывали застывшую над озером тишину. Ворон даже значительно больше стало. Понравилось, видимо, им наше озеро. Люди говорят, что вороны по двести лет живут. А сколько лет этим отмерено, никто не скажет. Но почему-то хочется верить, что в общей стае летают и те вороны, которые видели меня на этих берегах еще в те далекие годы…
Вот в этом месте мы ловили болотных черепах. Только здесь. В других уголках озера они никогда не клевали. И ни в одном другом водоеме мы их тоже никогда не встречали. Откуда они здесь взялись, никто не знает. Куда пропали? Неведомо. Только в памяти нашей остались воспоминания о них.
Ивы на северном берегу очень сильно разрослись и даже шагнули в воду. А тогда все на берегу стояли. Под каждой из них можно было во время дождя спрятаться. Южный берег весь зарос молодой ольхой, которой во времена нашего детства здесь не было. Кто-то даже хотел переименовать озеро в «Ольшаное». Но новое название так и не прижилось.
Когда-то довольно большой пляж на западном берегу густо зарос ивами и стал не таким светлым и приветливым, каким он был в те годы.
Я плавал по озеру, вспоминая старые добрые времена, и грустил о том, чему уже нет возврата. Грустил потому, что все изменения, которые произошли с моим озером, были не в лучшую сторону. Оно еще больше заросло камышами и казалось намного меньшим, чем было когда-то. Засоренное отходами человеческой деятельности, оно стало намного грязнее, отчего поблекли все его радужные краски. А ведь в нем когда-то раки водились! Озеро стало чем-то похоже на старого, утомленного жизнью, человека, лицо которого щедро вспахано морщинами прожитых лет.
Огорченный такими мыслями, я подплыл к берегу, где неожиданно столкнулся с Максом. Он тоже уже смотал свои удочки и собирался домой. Результата, как и меня, у него не было никакого.
Насколько я его помню, Макс всегда был закоренелым оптимистом, свято верившим в свою рыбацкую звезду. Даже в такие дни, когда даже самые отъявленные вруны не могли похвастаться своими уловами и когда садок самого Макса так и оставался в его рюкзаке, он уверял нас в том, что в следующий раз мы обязательно наловим рыбы. За два, или даже за три раза неудач. Он был из тех рыболовов, которые не сдаются на волю случая, кто всегда пытался перехитрить рыбу и соблазнить ее какой-то особенной приманкой, секретами которой не делился ни с кем. Накануне выходного дня он каждый вечер колдовал над своими кастрюлями, готовя неимоверные насадки и приманки. В его рюкзаке всегда были самые разнообразные пакетики и свертки с различными кашами, мастырками и другими снадобьями для рыбы.
Хотя в тот день и это ему не помогло, он все еще был решительно настроен на положительный результат. Увидев мою лодку, он сразу же стал строить новые планы возможного продолжения ловли.
- Слушай! А не пойти ли нам порыбачить на "Динамо"?..
Возможно, что в старом графском имении когда-то было значительно больше озер, чем их осталось теперь. Говорят, он даже форель разводил. Но на моей памяти там было только четыре водоема: Большое и Малое Закладские, «Динамо» и еще один небольшой прудик, который когда-то использовался как маточник.
На "Динамо" мы рыбачили редко. Расположенное в небольшой впадине, посреди леса, оно имело правильную круглую форму, из-за чего, скорее всего, и получило свое название. Не более тридцати метров в диаметре, оно почти всегда было покрыто зеленым ковром ряски. Караси в нем клевали намного реже, чем в других озерах. Потому и рыбаки заходили на него не часто. Разве что для того, чтобы еще раз в нем разочароваться.
Никакого энтузиазма предложение Макса у меня не вызвало. Но он так убеждал, что хорошо знает это озеро и повадки его обитателей, что мы сегодня там обязательно что-то поймаем, что я согласился. Согласился не потому, что поверил «профессору», а просто из желания уважить его. Ведь он именно с лодки порыбачить хотел. Так почему бы и не потешить старика?..
До «Динамо» всего метров двести. Я даже воздух из лодки не спускал. Мы просто перенесли ее на новый водоем и там спустили ее на воду. Заплыли почти на середину зеленого от ряски плеса и стали ловить. Честно признаюсь, что клевало там тогда не лучше, чем в Большом Закладском. Вернее, не клевало точно так же. Мы больше часа пытались соблазнить местных карасей, подбрасывая им то верткого червячка, то ароматные хлебные насадки, то различные каши. Мы надеялись на то, что теперь, в разгар лета, сплошной шар ряски, не пропускающий в воду прямые солнечные лучи, содействует тому, что вода в озере намного холоднее, чем в других водоемах. Потому и рыбе жить и дышать здесь намного легче. Потому и активней она должна быть…
Но рыба на наши размышления никакого внимания не обращала. У нее были свои собственные дела. И дела эти с нашими намерениями половить рыбу никак не пересекались.
Такая рыбалка мне вскоре порядочно надоела. Я предложил «профессору» отправляться домой. Но он не согласился.
- Нет! Я еще половлю! Может, к вечеру он проголодается и начнет клевать. А дома мне что делать?
В отличие от него, мне и дома всегда было чем заняться. Потому и рыбалке я всегда посвящал намного меньше времени, чем он. А Макс жил сам. Отчитываться по поводу бесцельно загубленного времени ему не перед кем было. А мне еще почти пять километров лодку на своем горбу тащить. Лучше это до настоящей жары сделать, пока солнце в зените не станет.
Мы смотали свои удочки и направились к берегу. Макс тогда на корме сидел, а я управлялся с веслами, сидя в носовой части лодки.
Возможно, это была моя ошибка. Нужно было пристать к берегу боком. Чтобы сразу выйти на него. Но это я только теперь такой умный. А тогда я ни о чем не думал. Просто пристал к берегу, как это делал всегда. Может, сказалась привычка плавать на двухместной лодке в одиночку? Выскочив на землю и не оглянувшись назад, я потянул лодку к себе.
Почему Макс именно в тот момент стал на ноги, он потом и сам объяснить не мог. Встал, и все! Но в момент, когда я потянул лодку к себе, он уже стоял. От неожиданного толчка он потерял равновесие и тут же вывалился за корму. Только брызги во все стороны полетели!
Будь я на его месте, искупался бы полностью. Но Макс, вот что значит фронтовой опыт, успел мгновенно среагировать и ногами зацепиться за основания боковин лодки. Фактически, в воде оказалась только часть его спины. Руками он интенсивно загребал воздух, подсознательно имитируя птичьи крылья. Зубами он пытался ухватиться за ветер. По крайней мере, он в тот момент очень был похож на щуку, которая зубами пытается пересечь леску. И кричал на всю околицу:
- Ой, ой, ой! Моя задница!..
Честно скажу, я тогда испугался. Мало ли что со старым может случиться из-за такого экстрима... Бросившись в воду, я подхватил Макса и благополучно доставил его на берег. Он, только и того, что успел промочить куртку на спине и штаны в том месте, на котором сидят... Но сразу же стал раздеваться и выкручивать мокрую одежду. Я ему помог это сделать.
Чувствуя себя виноватым, я попросил прощения. Но Макс успокоил меня, заверив, что он сам виноват не меньше моего. Не надо было вставать преждевременно. Так, что и говорить об этом происшествии больше не стоит. Идти домой он категорически отказался.
Я через силу сдерживал свой смех, пока паковал свою лодку в чехол и когда шел через Заклад. Но, войдя в лес и убедившись в том, что рядом никого нет, я просто упал в траву и громко смеялся минут десять. Пока весь, сдерживаемый мной до тех пор смех не вылетел на волю и не отзвенел громким эхом в гуще высоких дубов и грабов. Я смеялся, еще и еще раз вспоминая позу Макса, которую ни полетом, ни плаванием, конечно же, не назовешь, его растерянные глаза и его испуганный крик "Моя задница, моя задница!..".
Согласитесь, что не так уж часто в нашей жизни такие приключения случаются. Ну, чем не «мокрое» дело?...
