Боб толковый охотник и меткий стрелок, но это так, к слову, а все дело в том, что жена ему на сорокапятилетие подарила шапку. Шапка была ондатровая, волосок к волоску, ладно пошитая, загляденье, а не шапка. Надо заметить, что Боб и сам-то весьма неказист с виду, и одевается всегда так, что кажется будто его только что из помойки достали, а отряхнуть еще не успели. Скуповат мужичок, а потому донашивает вещи до непотребного состояния, а впрочем, и новое на нем смотрится как у старьевщика выпрошенное. Но шапка... Шапка была царской и на голове бобовой сидела уверенно, по-хозяйски. Боб в то время занимал пост. Не Бог весть какой начальник был, но все же на руководящей работе. Шапка очень к должности его пришлась, потому как всем известно, что ондатровая шапка - начальственный головной убор. Берег Боб шапку пуще глаза. Снимал-одевал бережно, словно хрустальную вазу в руки брал. Нравилась ему шапка, чувствовал он себя в ней человеком солидным. Да и, правду сказать, жена его - женщина строго нрава и решительных действий, небрежения к своему подарку не потерпела бы.
А вышла с шапкой такая история. Собрались мужики на лося. Отъезд в пятницу вечером. На службу все пришли с рюкзаками-ружьями и перед отъездом переоделись. Ехать на машине получалось мимо бобова дома, и он с собой на службу ничего не взял, мол, подождите, мужики, у меня уже все собрано, я мигом обернусь. Велели ему, чтоб живой ногой, и Боб побежал домой переодеваться. Тут-то все и произошло. В спешке, выбегая из дома, схватил Боб шапку, да не старую, перешедшую уже в разряд охотницких, а новую. Спохватился в машине, когда уж отъехали. Что тут сделаешь? Сидел, переживал молча, сам себе наказал быть на охоте аккуратным и внимательным, и шапку оберегать. Сначала вроде все в порядке было, Боб о шапке постоянно помнил, и ни в дороге, ни вечером, на базе, шапка не пострадала, а потом все завертелось колесом, пошло, поехало. Зверя взяли не сразу, побегать пришлось на славу. Не так что бы совсем язык на плечо, но вполне достаточно для сознания, что лось заработан честно.
Стрелять Бобу в этот раз не пришлось, и, хотя бык-трехлетка после выстрелов соседа и десяти шагов не прошёл, ткнулся головой в куст и завалился на краю небольшой полянки, Бобу все казалось, что у него все получилось бы еще лучше. Опять же досадно было, что голова не ему достанется. Потому пребывал Боб в слега возбужденном состоянии, с ощущением легкой обиды на несправедливости судьбы.
Однако бобовы переживания никого не волновали, и дела шли своим чередом. Как водится "на кровях" пригубили, и егерь пошел на базу за лошадью. Бычка разделали быстро и, коротая ожидание, помянули его еще раз. Погода растеплилась. Ватники порасстегнули. Шапки на мешках лежат. Мужики оживились, пошли шутки, подначки. Народ все зубастый - охотоведы. Разумеется, давай Боба подначивать, а тому много не надо - заводится с полоборота, а после чарочки и подавно. Бог весть с чего началось - да только о стрельбе заговорили, о меткости. Боб - стрелок известный, руками машет, кричит, с каждым и со всеми одновременно спорит. Тут возьми кто-то, да и скажи:
- Попадешь ли ты, Боб, из своей пятизарядки пулей влет ?
- Запросто!
- Ври, брат, да не завирайся. Пулей - это тебе не дробью.
- Я вру?! Да, я..! - Боб ружье схватил, загнал патрон в патронник, - бросай!
Взлетела чья-то шапка. Бац! Пуля завертела шапку в воздухе. Бац! Пройдя вскользь, вторая пуля вспорола мех. В воздухе закувыркались клочки шерсти и ваты. Боб опрометью бросился к упавшей в снег шапке, поднять, кинуть к ногам недоверчивых оппонентов доказательство своего мастерства. Подбежал, глянул и застыл, кровь отлила от лица. У его ног лежала его же собственная расстрелянная шапка.
